В конечном итоге, все равно, так или иначе ее собственного корпоративного) интереса, а является, сверх того, еще и результатом включения во внешнюю структуру, которая существовала ведь и до образования Древнерусского государства, к какому бы времени его ни относить. Такая постановка вопроса подводит нас к осознанию важной проблемы: этнополитическая и социально-экономическая структурированность восточноевропейского ландшафта накануне возникновения Древнерусского государства была одним из стимулов для его возникновения. Тем самым, изучение международных взаимосвязей ранней поры становится важным элементом в исследовании главной темы: как и вследствие чего образуется само государство восточных славян? К некоторым аспектам этой темы мы еще вернемся.
В результате взаимодействия всех названных факторов древнерусский период, как он рисуется в общих трудах о русско-немецких связях или о внешних связях домонгольской Руси в целом, сводится, по сути дела, к каталогу изолированных затверженных фактов, призванных проиллюстрировать не вполне утешительное положение, что кое-какие отношения все-таки были и кое-что на Руси и в Германии друг о друге все-таки знали197. В общем же IX—ХП вв. выглядят затянувшимся периодом эмбрионального развития, отравленного, начиная с XIII в., агрессией Ордена, а затем насильственно прерванного (за вычетом нов-городско-ганзейской «пуповины») татарским погромом, за которым следует длинная пауза — вплоть до начала сношений Москвы с Габсбургами уже при Иване III, т. е. до второй половины XV в. Венчает дело своеобразная иерархия хрестоматийных европоцентристских метафор: Иван III «постучал своим еще полуварварским кулаком в окно Европы»—то самое, которое два с половиной века спустя Петру I пришлось «прорубать». Для Древней Руси метафоры не нашлось, что как нельзя лучше характеризует отношение к ней как к плюсквамперфекту, интересующему только узких специалистов и не занимающему даже политиканствующих идеологов. Между тем собственные исследования автора этих строк в течение последних двадцати пяти лет убедили его в том, что внимательное и источниковедчески углубленное изучение сведений о древнейших русско-немецких взаимосвязях может повести не только к переоценке уже известных фактов, но и к обнаружению новых.